Созвездье Пса - Страница 91

…Парад пахнет мазутом, мазут пахнет парадом, парад мазута, мазут парада…

Идея приходит в голову Борису. Идея проста и более чем незамысловата. И в самом деле, не махнуть ли нам по случаю столь великого праздника в «Дельфин»? А вдруг по поводу священного дня наливают что-нибудь посимпатичнее совхозного «Ркацители»?

Мой скепсис противится этим доводам, но Света тут же поддерживает конструктивную идею, причем с явным энтузиазмом. Она так давно не бывала в ресторанах. Прошлый раз, когда востроносая ездила по Прибалтике, она только и видела, что рестораны. А в этом году…

Да, в этом году — явная промашка. Мангупы всякие, базилики с казематами. Черт знает какая компания попалась, то ли дело в Ласпи!.. Ладно, и в самом деле, отряхнем медвежью шерсть!

У кого-то из нас легкая рука — официантка после небольшого колебания одаривает нас бутылкой почти уже забытой красной коллекционной «Массандры». Боже мой, боже мой! Нет, слова бессильны. Даже Света перестает жалеть о ласпийском варианте.

…«Массандра», «Мускат», «Бастардо», «Совиньон», «Кокур», «Новый свет»

— белое, красное, розовое, с бульбочками, с крымским солнцем, с крымским зноем… Пивали, пробовали, дегустировали, разливали по хрустальным бокалам, разливали по жестяным кружкам… Эх!..

Везет, впрочем, не всем. Вбежавшим почти след в след за нами Луке с Буратиной достается лишь незабвенная трехлитровая банка с ее грозным содержимым. Но Буратино и этим вполне доволен. Он вообще — не гурман.

Итак, праздничный обед. Для Буратины еще и прощальный, он отбывает сегодня шестичасовым поездом. Уезжает и Маздон. В общем, разъезд идет вовсю, только успевай подавать кареты. Нам тоже осталось чуть-чуть. Еще один херсонесский вечер, еще одно херсонесское утро…

Идти никуда не тянет, дел нет и в помине, остается одно — лежать, закинув руки за голову, и время от времени истреблять наш изрядно уменьшившийся запас «Ватры». Впрочем, эту идею осуществляем лишь мы с Борисом — Света отправилась в Себасту, Буратино с угрюмым видом пакует вещи, а Лука, неугомонная душа, куда-то унесся. Вскоре, однако, он появляется вновь и уже с несколько поднадоевшей интонацией заявляет, что уезжает вместе с Буратиной. И что ноги его тут не будет! И ничто не заставит его переночевать здесь еще целую ночь…

Дело ясное, опять обидели тюленя! Тут же выясняется, кто и как. Это и вправду обидно, и даже очень. Мадам Сенаторша вкупе со своим ясновельможным супругом и августейшим Гнусом обсуждали очередной аморальный выверт Луки. Оказывается, наш тюлень, потеряв не только моральный, но и всякий прочий облик, не дожидаясь даже своего переезда в Южно-Сахалинск, уже третью ночь ночует у Светы на Древней. И не стесняется, развратник!

…Бросил жену, бросил детей, бросил семью, бросил Родину. Анафема, свечу вниз, из церкви вон…

Лука не просто зол до чертиков, он еще и напуган. Шутки шутками, но эта компания хорошо знакома с его уважаемой супругой, а мадам Гусеница уже не первый год подозрительно косится на вояжи Луки в Хергород.

Сейчас тюленя успокаивать бессмысленно. Пусть развеется! А потом можно и обсудить, кому это Лука здесь мешает — самому ли Гнусу, Сенаторше или кому-нибудь попроще. В коллективное помешательство я не верю — даже в Хергороде. Кое-кто еще год назад обещал выжить тюленя из экспедиции. Как выяснилось, это не так сложно.

…Но все-таки странная мысль вновь и вновь приходит на ум. Херсонес сам решает, кого пускать, кого нет. Чем-то наш тюлень пришелся не ко двору этим древним развалинам. Не тем ли, что отказался взять кирку? Мертвый город ревнив…

Прощаемся с Буратиной. Он в кратких, но сильных выражениях доносит до нас все, что думает о Херсонесе, его нравах, его женщинах — и о нас в особенности. Фраза о ноге, которая больше не ступит, не произносится, но, само собой, подразумевается. Извини, Буратино, деревянненький ты наш, жаль, что так вышло. Не сошлись вы с Херсонесом! То ли ты его не понял, то ли он тебя…

…Катись, бревно, плыви, бревно, уносись, бревно, по морю Черному, по морю Белому, подальше, подальше, подальше…

Обнимаемся с Маздоном. Наш фотограф долго перечисляет свои болячки, козни проклятых коммунистов и лавочников, а также всю степень неуважения, проявленную к нему в этом сезоне. Фраза по поводу ноги воспроизводится в полный голос, но в данном случае она носит ритуальный характер, ибо звучит каждый год. Столь же ритуально звучат персональные проклятия в наш с Борисом адрес с поминанием тушенки, сгущенки, комнаты с кондиционером. Ведьмы Манон и похода на Мангуп, куда Маздона не взяли.

Ко всему этому добавляется, что он ждет нас послезавтра после трех в лаборатории, что чай (само собой, с мятой) будет заварен, а фотографии напечатаны. Ежели, конечно, за время его отсутствия проклятые коммунисты не похитили запасы фиксажа.

Будь здоров, Маздон!

…Коммунисты пр-р-р-роклятые!!!

Ну вот, Борис, одни мы, считай, остались… Нет, Лука, конечно, не уедет, у меня такое чувство, что его совсем не тянет домой. Конечно, Гусеница — дама розная, но что-то мне шепчет…

…Не сдавайся, Лука, не сдавайся, тюлень, покажи м всем, натяни им нос, сверни им кукиш. Гусары не сдаются..

Рабочая тетрадь. Обратная сторона. С. 28.

…Нашествие утигуров означало не только конец тысячелетнего Боспора. Это был конец прежнего мира, традиций, образа жизни. Исчезли просуществовавшие многие века населенные пункты Южного Берега и предгорий, уцелевшее население бежало в горы, где началось создание средневековой крымской цивилизации — цивилизации укрепленных горных «кале» и «исаров». После гуннского вторжения навсегда исчезают скифы, тавро-скифы, большинство сарматских племен Крыма и основная часть греческого населения. Правда, средневековые авторы привычно находят в Крыму и «скифов», и «тав-ров», но это были лишь названия-призраки, обозначавшие coвсем другие племена и этносы.